Первый год в МГУ

Эти записи я делаю, перерабатывая кучку блокнотиков и дневников, избавляясь от мусора, переосмысляя события, выкапывая свою самость в этих вещах. Иногда кажется, что те, кто получает образование, слепо подчиняются указаниям и рекомендациям, а в результате становятся пассивными винтиками эффективной системы. Такое ощущение у меня сохранилось от РХТУ. Технический вуз, в котором для многих преподов было важным, чтобы все досконально записывали все за ним, внимали и сидели по струночке, хотя конспект можно было сделать и самому, одолжив у препода же его тетрадки или поработав по вопросам билетов с учебными пособиями. В общем-то, основы всегда выглядят сказочно и имеют небольшое соприкосновение с реальностью.

Иное - на журфаке. Здесь как воздух требовалось соприкосновение с реальностью, осознание социальных проблем, понимание политики и экономики на глубинном уровне и, самое главное, уяснение этого в виде объективного факта. Журфак, кстати, не научил меня этому. На первом курсе для меня журналистикой мог быть и глянец, и пиар-интервью в контексте развлекательных программ. И это было не только у меня: половина студенток записывали в журналистику в основном афишу, саму сферу медиа, а также блогинг. Первый курс раскрыл мне немного другие вещи. Касались они мифа.

Два предмета - теория литературы и античная литература - с самого начала предложили анализировать текст с позиции мифологии и ее генезиса. На теорлите первым же заданием было ознакомление с теорией архетипов Юнга, а среди дополнительной литературы был труд Фрейденберг, где очень четко подавалось создание тотемистического склада ума древних. Эта тема продолжилась во втором семестре с "Категориями средневековой культуры" Гуревича (тоже дополнительная литература к литературе Средневековья и Возрождения). Сейчас перечитывая Гуревича плююсь на его интерпретацию христианского мировоззрения. Оно даже не европейское, а попросту атеистическое. Зато советские "ученые" с куда большим интересом копались в мировоззрении языческом, потому что оно и в народной версии было сакральным, а вот христианское в народной версии - профанное и извращенное, но советскому человеку нужна была именно народность, а элитаризм древних нес гнет осуждения за эксплуатацию масс. Поэзия с античности заявляла о себе как о сфере творения мифа, поэтому миф становился социальным и преображался, не имея того фиксированного вида народной сказки, которая архетипизируется. Еще меня зацепил Аврелий Августин, но почему-то никто из студентов решил не соприкасаться с религиозной движухой, поэтому когда на русском разбирали словосочетание "арабская весна" по типу тропа, мало кто понял, что это по революции.

Помимо этого была экономика, экология (бессмысленные предметы на посещение), информатика (концептуально иной предмет в отличие от цифровой грамотности; Гиляревский давал теорию информации в глобальном ключе, чуть ли не с соприкосновением к черным дырам, и это была совершенно иная информатика, философская); история журналистики (Прутцков, на чьи лекции приходили просто приглашенные зрители и слушали лекции с хохотом, так как им казалось это представлением ради развлечения, что невыносимо мешало, но Прутцков вел лекции именно так - используя риторические приемы и очень непосредственно); русская литература, русский, практикум по журналистике, те самые мультимедийные технологии, которые в школе были информатикой, английский...

Мне все же было нужно именно соприкосновение с социумом и социальной реальностью, но на теории журналистики становилось ясно, что в нашей стране эта деятельность не просто пропагандична, а абсолютно не диверсифицирована по субкультурам. Остается один контекст, одна политика, одна культура, только мейнстрим. По другую сторону развлекательная сфера. А аудитория всегда средняя остается. И потому новостью становится выпадение из среднего, не чтобы вместить его в социум, а чтобы создать истерическое возмущение на этот счет. Для таких сообщений требуется репортажный жанр и эмоция. Об остальном же можно сказать сухо и по схеме Кто, Что, Когда, Где, Почему/Зачем + комментарий экспертов.

Цитата из дневника: ⁣"Не покупайтесь на обвинения в наивность со стороны тех, то утверждает, что нужно попробовать то, что переживает множество людей. В жизни важнее встретить свое уникальное чудо, чтобы осознать богообщение. А остальные пусть наивно ожидают массового спасения и массовых катастроф, облегчаемых чувством чужого плеча и сопричастностью к общему, когда истинное утешение - только от Бога".

Но все же я уделяла больше внимания литературе, тем более что там требовалось больше всего читать. В моих дневниках я даже подражаю античным стихам, расписывая про отцовский алкоголизм, про невыносимый демонический храп брата (кстати, я до сих пор склоняюсь к версии, что храп - бесноватость), про мерзотное поведение бабушки, делающей вклады в сахар, и матери... Для них мое поступление в университет было реалити-шоу, а дальше, как обычно, плевать, потому что знание не нужно человеку с огромным самомнением. В том году было много невыносимого, поэтому литература становилась способом уйти от реальности, тем боле что тотемизм обезличивал, как и язычество. Несмотря на то что я все сдала в том году, универ становился просто местом для побега. Дома же я считала, сколько раз помылась на неделе, с каким запахом лосьон, какой сделать маникюр, что бы вкусное пожрать и какой гардероб собрать.

В общем-то, это было время моей жирноты. Я завела инстаграм и ходила по кафешкам, фотографируя еду. Инстаграм тогда был фудстаграмом, еще не став такой коммерческой платформой как сейчас. Еще я мечтала об отношениях и жизни за чужой счет... Я была переполнена ненавистью к самой себе и нередко говорила это в дневниках. И общалась с какими-то мусульмашками просто потому, что ислам был трендовой темой (для не обращающих на религиозные движухи и теракты по всему миру трендом был арест Навального). Из-за советского видения медиа как народных, а значит, различающихся языком, хотелось выучить не только английский, так что зря тратила время на тот же арабский и французский. Кстати, возможно и такой интерес к Навальному возник от того же сохранения советского сознания, которому интересны темы воровства и оппозиционность.

Цитата из дневника: ⁣"Информация – это то, что кардинально меняет наше видение информации. Сообщение как сообщение." Из теории журналистики хрестоматийна фраза, что медиа также является сообщением.


Еще одним героем года стал Эдвард Сноуден. Как раз пример человека, которому информация ударила в голову. Работая в АНБ, он в какой-то момент занялся дискредитацией разведки США, используя риторику Нюрнбергского трибунала, в котором решили дело сохранения человечества сделать важнее национальных интересов. Почему-то идея слежки за людьми вдруг превратилась в угрозу личности (а вовсе не исламистские террористы) и человечеству, а из анонима, сливающего инфу прессе, он решил стать собой, но за рубежом. Еще один журналистский кейс, когда пресса имеет вес (в США) и когда не имеет (в России) и осуществляет определенную власть. Сноудену просто нравилось, что его сообщения создают тревожность, это просто эффект магии, который не интересен, если фокус раскрыть. И вот он раскрыл его. Пшик. Удивительно, но все это приходилось терпеть дома - как кто-то лезет в твою жизнь, ощущая магический эффект влияния, оставаясь анонимами, так как потеряли свою личность на перетрахах.


Кстати, я отметила, что кино потому тоталитарно, что как раз создает такую среду отклика. Все диалоги построены для выражения эмоции и имеют начало и завершенность, фразы говорятся, чтобы им был дан определенный ответ. Так люди считают, что могут так же на импровизации и что вообще стоит отвечать тому, кто задает вопросы. Но факт остается фактом: предоставляющие интервью люди готовятся к интервью и имеют ответы в контексте своего пиара. Импровизаторы же - шутники, и им здорово нести околесицу, ведь чем дурнее ответ, тем остроумней они кажутся. Но первый курс дает понять, что риторика и литератур - это искусство, особенно искусство мифотворчества.

/а еще я была стремной блондой, но носила тогда палантины и платки; вспомнила историю про парня Тони, который мне еще на первом курсе МГУ говорил, что мне нужно стать журналисткой и что-то сделать с цактом волос; не нужно никогда слушать всяких самоутверждающихся говнарей/