Каждый раз, копаясь в своем ноуте, нахожу интересные вещи... даже немножко жаль, что психическое здоровье вернулось..вместе с болезнью ушло желание часто и много писать?? прав был Достоевский: "чтобы писать, страдать нужно"

Дата: 06 06 2011
Начинаешь бояться высоты, только когда понимаешь, что можешь не успеть себя остановить. Когда боишься, что тебя перевесит в ту сторону, в темноту мира за окном. В пустоту. В такие минуты мир как будто поделен на две части, и по привычке ты выбираешь свет. Просто потому, что так надо, так принято, так ты должен поступить. Темнота – плохо. Свет – хорошо. Этот стереотип преследует род человеческий с пещерных времен. Как только Прометей всучил нам огонь, мир человека поделился на свет внутри пещеры и темноту, а значит – опасность, снаружи. Все очень просто. Смерть – плохо. Жизнь – хорошо. Интересно, пещерные люди совершали самоубийства? Скорее всего, им просто не приходило в голову, что можно это сделать, ведь они умирали очень рано, более того, они умирали, не думая о своей жизни как о чем-то ценном. Важность жизни пещерного человека измерялась его способностями охотиться, иначе говоря, его полезностью для себя и для других. Очевидно, что пещерный человек не убивал себя сам, в этом не было необходимости. Всегда находился голодный зверь, или соперник, или болезнь.
Интересно, каково это, не знать, что случится с тобой завтра. Наверное, самоубийство – это своего рода праздная любопытность, что же будет. Что будет, если меня здесь завтра не станет. Что будет, если я немного сильнее нагнусь вперед, через окно. Как долго я буду падать. Как я почувствую, что упал. Что будет с моими внутренними органами. Интересно, как будет выглядеть мое упавшее тело. Интерес к неизвестному. Это привлекает гораздо больше, чем чистка зубов. Это гораздо волнительнее, чем звонок будильника.
Многие люди говорят, что самоубийство – это слабохарактерность, точнее ее проявление. Это отказ от изменения своей жизни к лучшему, это к тому же выставление своих страданий на показ. Как! Как он осмелился сделать это, ведь нам тоже плохо, мы тоже страдаем, но не прыгаем же с девятого этажа своей квартиры. Ведь мы – мученики. Мы – святые. А он – грешник. Самоубийство – страшный грех. Теперь, когда люди перестали бояться ада, самоубийство стало не религиозным, но социальным грехом. Ты посмел плюнуть им в лицо. Ты посмел сдаться. Ты – бесхребетный трус, не способный оценить всю прелесть созданного нами социального муравейника. Ты – прыщ на нашей отшлифованной попке. Но, как бы мы тебя ни назвали, ты все равно уже не здесь.
Поэтому больше всего достанется тем, кто чудом не завершил начатого. Такие счастливчики либо пугаются в самую последнюю секунду, что не удивительно, либо же хотят, чтобы их остановили, либо имеют удивительно накаченные шеи и толстую кожу. Не важно, как именно им удается уцелеть. Они в любом случае, принимают на себя самый сильный удар социума, ведь тех, других, уже не привлечь к суду совести, а вот живучих неудачников – вполне. Почему? Зачем? Как ты мог? О, мы так беспокоились! О, неужели ты не подумал о нас? Ты не прав, у тебя впереди удивительная жизнь, полная красок и радостных дней. Ты должен жить. Ты обязан, ты ведь частичка этого мира. Ты – наш брат, наш муравьишка, наш сокамерник. Мы не можем тебя отпустить, потому что это не честно. Потому что у нас нет ключей, потому что привратник куда-то запропастился, и мы здесь все застряли. Но мы все вместе. Ты должен проявить солидарность. Ты должен радовать нас своим присутствием, ведь ты – часть общего. Ты имеешь значение. Ты важен.
Есть и другие: мечтатели. Те, кто сидят всю ночь на окне, прокручивая по сто раз один и тот же сценарий, те, кто подносят лезвие и представляют, как хлынет алая субстанция, те, кто разглядывают медикаменты, читают инструкции, останавливаясь взглядом на «передозировке». Такие никогда не решаться. Это муравьи с гирями на лапках, которые каждый день идут на работу, учебу, в магазины, и все думают, воображают, представляют. Они умирают каждый вечер в воображении, восскресая каждое утро, чувствуя свою беспомощность, трусость, но более всего, свою принадлежность к социуму. Нет, такие никогда не перегнутся через оконную раму. Их груз настолько сильно держит их здесь, их так любят, у них так много всего в этой жизин, они мастурбанты. Что-то вроде. Их занимает воображать свою смерть. Потому что на самом деле они никогда этого не сделают.
Завтра ты чистишь зубы, ешь, пьешь, одеваешься, едешь куда-то, едешь откуда-то, ешь, идешь, идешь, приходишь, раздеваешься; завтра ты радуешься своему сущестованию в качестве частички. Ты понимаешь, что они правы. Что ты просто безответственен. Что все обойдется, и через несколько таких «завтра» ты становишься добропорядочным муравьем, которого все уважают за его силу, за его целеустремленность, за его планы на получение работы и создание семьи. Все рады за него, он рад за себя, муравейник ликует.
Вот только таким исправившимся надо подальше держаться от открытых окон на большой высоте, а то, мало ли, муравейник не успеет прийти на помощь. А в доме отключат электричество, и он не сможет понять, где какая часть мира, ведь без света нет темноты. Все становится единым. Нет больше никаких частичек. Все цело. Ты стоишь и не знаешь. Равновесие подводит, и ты летишь вниз.